Проблемы использования речевых ресурсов в языке средств массовой информации живо волнуют общество. Нам небезразлично, на каком языке с нами разговаривают – правильном, литературно выверенном или – небрежном, «птичьем». От словарного запаса говорящего (а тем более – пишущего), используемой лексики, интонации зависит не только форма предлагаемого соображения, но и глубина мысли. Сообщая что-то своему визави, мы всегда должны помнить, «как слово наше отзовется». Иногда кажется: скажи мне то же самое, но по-другому, и я буду твоим сторонником, а не оппонентом. Это, конечно, крайняя форма негативного восприятия неряшливой лексики газет и телевидения, но и она свидетельствует о необходимости для журналиста быть понятым (и принятым) всеми потенциальными читателями, а не только «электоратом» в не самом широком социальном слое. Заметки журналиста газеты «Рабочий край» А.Удалова мы озаглавили цитатой из его же материала. Собственно, эта цитата и обозначает профессиональную и гражданскую позицию автора. Позицию, которая тоже имеет право на существование.

Андрей УДАЛОВ,
член Союза журналистов России,
корреспондент газеты «Рабочий край»

«Мы зело на самолет опаздываем…»

Публикуя данный материал, я отдаю себе отчет в том, что неминуемо навлеку на свою голову громы и молнии со стороны рьяных борцов за чистоту русского языка, которые даже галоши норовят называть мокроступами, а кроссворды – крестословицами. Тем не менее, я осознанно иду на это, поскольку бушующее море лицемерия, окружающее нас с колыбели и до самой могилы, в очень большой степени затронуло и тему этой самой чистоты.

Хотим мы этого или не хотим, нравится нам это или не нравится, но любой язык, и русский, в том числе – это не какой-то застывший монолит, наподобие бетона в опалубке, а гибкая, развивающаяся система, которая постоянно меняется в зависимости от изменения окружающего бытия. Я категорически против того (а отдельные законописцы из Госдумы это предлагали), чтобы, брандспойтообразно наплевав на опыт предшествующих лет, с первого числа следующего месяца повсеместно перейти на «правила» новой русской грамматики, в которой «как слышится, так и пишется», хотя и понимаю подсознательно, зачем это предлагается.

Просто всем этим «думозвонам» в галстуках от Версаче и мозгами «made in Пупырловка» трудно вносить поправки в законы без знания грамматики, хотя бы в пределах начальной школы. Ну не все из них уяснили, что «жи» и «ши» пишутся через «и», а деепричастные обороты выделяются запятыми. И когда над их «поправками» начинают ухохатываться даже их собственные детишки, которым в элитных гимназиях вдолбили хотя бы эти азы грамотности, то как-то трудно сохранять перекос лицевых мышц, символизирующий глубокую печать раздумий о судьбах Родины. Им намного проще отменить очередным законом всяческие правила грамматики и нести свою высокооплачиваемую околесицу, не заботясь о сохранении репутации грамотного человека.

Лично мне по долгу службы приходится общаться со многими высокопоставленными чиновниками города и области, и готов поставить Ниагарский водопад против смывного бачка, что кое-кто из них за полчаса довел бы любого борца за чистоту языка до инсульта не только головного, но и спинного мозга. Совсем недавно один из чиновников МПЖХ требовал от меня «опубликовать опротестование (?) материала» и впредь приносить ему на «вычитку все рабочие вагранки». И даже если объяснить этому деятелю, что вагранки – это плавильные печи для чугуна, не имеющие ни малейшего отношения к газетному делу, то все равно мы не сможем опубликовать «опротестование». В крайнем случае «опровержение», хотя в данном случае опровергать просто нечего.

Короче, с грамматикой и орфографией все ясно. Они должны оставаться, хотя бы в качестве индикатора умственной бездеятельности подобных «опротестователей». Но вот с чем я в корне не согласен, так это с тем, когда под маской борьбы за чистоту языка, его сознательно вгоняют в прокрустово ложе якобы первозданности, не учитывая градиента развития этого языка, вызванного объективными факторами развития общества.

Моя персональная борьба по этой теме продолжается уже лет девять. Дело в том, что в редакционные компьютеры сейчас практически повсеместно устанавливают так называемые программы-редакторы. Если в лексиконе такой программы нет какого-либо слова, она высвечивает его на мониторе красным цветом. Работая в жанре фельетона, я часто осознанно конструирую некоторые новые слова по аналогии с похожими, но часто употребляемыми (например, «первопролетец» по аналогии с «первопроходцем» или упомянутый выше «думозвон» по аналогии с… ну вы в курсе). Когда я пишу о музыке (особенно молодежной), то зачастую использую сленговые обороты, которые ни Ожегову, ни Далю не могли бы присниться даже в летаргическом сне.

Ввиду этого некоторые мои материалы, пропущенные через редакторские программы, окрашивают экран монитора в кумачовый цвет, из-за чего в дальнейшем разыгрываются целые баталии с корректорами, для которых словари являются столь же незыблемыми понятиями, как идея чучхэ для жителей Северной Кореи. Вычеркивая из моих материалов слова, не ночевавшие в их словарях, корректоры, должно быть, тоже чувствуют себя борцами за чистоту языка.

И порой легче научить муравейник кататься на велосипеде, чем объяснить им свою позицию по данному вопросу. В словаре Ожегова нет жаргонных слов, молодежного сленга и некоторых спецтерминов, которые гармонично и естественно вписались в современный язык (к примеру «лажа» – «ошибка» или «тусовка» – «собрание»), однако порой их применение просто необходимо. Оно диктуется направленностью материала и элементарным здравым смыслом.

Однажды, печатая материал о рок-музыкантах, я привел в качестве примера специфичности и обособленности данного направления культуры анекдот, который начинался так: «Отлабали мы жмура. Скирданули парнас. Распилили лавэ и похиляли мелким хилом в кабак. Матраю там Федька лабает по верхам. Я кочумаю…» и так далее.

Что тут было! Я думал, что корректорский отдел порвет меня на отдельные молекулы. И если бы они сами не протестовали ранее против ненормативной лексики, то я услышал бы много новых определений о манере своего письма. В конце концов, я занял твердую позицию и сказал: «Отличить глагол от существительного можно даже в этом анекдоте. Расставьте запятые с точками и не парьтесь насчет смысла. Вы все равно его не поймете». А между тем смысла в этом анекдоте куда больше, нежели в любом взятом наобум монологе В. Черномырдина, хотя он и оперирует словами из правильных словарей.

Кстати, о ненормативной лексике. Меня коробит, когда ее используют люди, не умеющие ругаться. Не лезем же мы под купол цирка, не умея ходить по канату. Не участвуем в гонках, не умея ездить на велосипеде. Зато ругаться, оперируя двумя-тремя невпопад вставленными ненормативными словами, стало уже чем-то вроде светской моды последнего времени. А ведь это тоже своего рода мастерство и даже врожденный дар. Кому-то он дан, кому-то нет. Как чувство юмора или музыкальный слух.

Поверьте мне. Я знаю, о чем говорю. Хорошие учителя по жизни были. И тот же Черномырдин, который не в состоянии сформулировать мысль, состоящую более чем из трех слов, делает это, по-моему, вовсе не из-за ограниченности лексики. Скорей, наоборот. Ему не хватает тех самых ненормативных «артиклей» для связки слов, которыми он привык разговаривать в повседневной жизни, а не перед объективом камеры.

А если почитать произведения Алешковского или Довлатова, то у них эта ненормативная лексика звучит, как симфония. Более того, она оправданна, и никакие синонимы из словарей не способны заменить эти слова, без ущерба для характерного смыслового крещендо их прозы.

Между прочим, радетели за первозданную чистоту речи тоже не разговаривают в жизни языком «Слова о полку Игореве» и не употребляют на «саммитах» и «брифингах» словосочетания типа: «Ах ты, гой еси, добрый молодец». В конце концов, это уже просто звучит смешно. Вспомните хотя бы диалог режиссера Якина с Иваном Грозным из фильма «Иван Васильевич меняет профессию». С какими нечеловеческими потугами конструировал Якин фразы вроде: «Мы зело на самолет опаздываем».

Так чего же ради лицемерить и отказывать в праве на существование органично прижившимся русским жаргонизмам, параллельно с этим культивируя те же иноязычные «саммиты», «менеджменты» и прочую лабуду. Давайте уж вспомним хотя бы, кто у нас автор бессмертной фразы: «Будем мочить в сортире!». А ведь глагол «мочить» в данном контексте этот самый автор произносил не в значении «поливать водой», а в несколько ином смысле, от которого у радетелей за чистоту моментально начинается массовый столбняк.

Так, может, хватит уже лицемерить и сортировать слова на правильные и неправильные? Время само все расставит по своим местам.